Старец Паисий Святогорец. Подвижничество и прелесть
— Геронда, я боюсь прелести.
— Правильно делаешь. Тот, кто боится прелести, не впадает в прелесть, потому что такой человек, будучи внимательным, исповедует [Старцу] все свои помыслы. Он не скрывает ничего и таким образом получает помощь.
— Геронда, а что такое предрасположенность к прелести?
— Быть предрасположенным к прелести — значит иметь идею о том, что ты что-то из себя представляешь, и показывать другим то, что ты занимаешься каким-то деланием. Быть предрасположенным к прелести — значит считать, что ты достигла духовной меры, поскольку, к примеру, совершаешь какой-то подвиг, а о других думать, что они еще не уяснили смысла духовной жизни, и вести себя с ними гордо. Если человек эгоистично насилует себя в подвижничестве, желая достичь меры какого-то святого и того, чтобы другие им восхищались, — то это начало прелести. Одно дело — принуждать, а другое — насиловать себя в подвиге. Как-то раз я сказал одному человеку: «Будь внимательным, чтобы не впасть в прелесть из-за неправильного отношения к духовной жизни. Ты находишься в духовной опасности». — «Я впаду в прелесть? — возмутился он. — Да я даже мяса и то не ем!» Между тем этот человек не ходил даже на исповедь. Свои грехи он «исповедовал» иконе. «Да православный ты или протестант? — спросил я его. — В какой книге ты прочитал, что так надо исповедоваться?» — «А что? — спрашивает он меня. — Разве Христос меня не слышит?» Понимаешь, что творится!
— Геронда, помогает ли телесный подвиг в борьбе против страстей?
— Если телесный подвиг используется для того, чтобы побороть страсти, то помогает. Тело смиряется, и плоть подчиняется духу. Однако если кто-то занимается «сухим» подвижничеством, то в результате у него создаются иллюзии. Ведь подвижничество такого рода культивирует душевные страсти, развивает гордость, приумножает самоуверенность и ведет к прелести. Тогда, глядя на свое «сухое» подвижничество, человек приходит к выводам о своем духовном преуспеянии. «Я занимаюсь таким-то и таким-то телесным деланием, — гордится он. — А вот такой-то брат в этом отношении хромает. Я уже дошел до меры такого-то святого, а другого святого я уже превзошел…» — и он приумножает свои посты и бдения. Однако весь совершаемый им подвиг вылетает в трубу, потому что человек совершает его не с целью отсечь страсти, а для того, чтобы получить эгоистичное удовлетворение. Я был знаком с одним монахом, который от гордости занимался телесным деланием, и его помысл говорил ему, что он великий аскет. Он дошел уже до ручки: не ел, совсем не стирал одежду и лежал в страшном смраде и грязи. От грязи его одежда совсем сгнила. Как-то я взял его одежду, чтобы ее постирать. Но что там было стирать! Однажды он сказал мне: «Преподобного Иоанна Кущника я уже оставил позади». — «Да что ж ты, — говорю, — несешь? По-твоему, святой Иоанн Кущник достиг святости через грязь?» Прошло еще несколько дней, он снова пришел ко мне и заявил: «Преподобного Максима Кавсокаливита я тоже оставил позади». — «То есть как же это ты его оставил позади?» — спросил я. «Да как, — отвечает, — очень просто: кручусь как волчок по Святой Афонской Горе!» — «Ну ты, — говорю, — даешь! Преподобный Максим достиг состояния бестелесных и летал, а не крутился, как ты — волчком!» Потом этот человек стал «возделывать» в себе память смертную и в помысле внушал себе: «Сейчас я нахожусь в аду». Прошло еще немного времени, и он — якобы для того чтобы смириться — начал говорить: «Сейчас я стал диаволом, стал сатаной и пойду собирать своих приверженцев». Таким вот образом этот человек впал в прелесть.
