Под знаком Южного Креста. Будни африканского «православного десанта»

«Сосон Кирие тон лаон Су» («Спаси, Господи, люди Твоя») – крутится в голове торжественный греческий распев, эхо сегодняшней литургии.

Мы едем по оживленным улочкам Пуэнт-Нуара – портового города Республики Конго – на «дело»: освящать дома, молиться о выздоровлении болящих. Нашей молитвенной группе уже пятый год, и такие визиты, или, как их по-военному называет батюшка, «десанты» стали привычными. Каждое воскресенье человек 15 остаются после литургии, чтобы провести выходной день в церкви, служа в режиме «скорой помощи» – выезжая по вызовам духовно страждущих. Состав группы многолик: есть семейные пары, есть «одиночки»; разные мы и по образованию и социальному статусу, но объединяет нас одно – желание послужить Богу и Церкви через служение ближнему.

Хотя ночью прошел дождь, прохлады днем не прибавилось, стоит душная жара, солнце спешит высушить все лужи, а заодно и нас прогреть. Вспоминается фраза Остапа Бендера, что в Рио-де-Жанейро только богатые ходят по солнечной стороне улицы. Может, там и ходят, но у нас не так – только бедные; те, кто побогаче, жмутся к тени деревьев, а уж самые богачи ездят на машинах с кондиционерами. Люди на улице идут по своим делам: кто на праздник, кто на матч, а вот идет группа «саперов» – себя показать. «Саперы» – это местные модники, или стиляги. У конголезцев страсть красиво одеваться в крови, они могут жить впроголодь, но дело чести – приобрести хотя бы один парадный костюм. Особо одержимые называют себя «саперами», то есть теми, кто модно (и непременно дорого!) одевается. Они собираются похвастать друг перед другом своими нарядами, обязательно указывая цену: чем дороже, тем лучше; выходят на улицы, чтобы всем показать свою красоту. И вот идут такие франты, действительно жертвы моды, под палящим солнцем, по узким улочкам, замусоренным и пыльным, под восторженные крики ребятни, ибо, если они поедут на машине, никто их не оценит! Один одет в шотландский национальный костюм: килт и беретик, белоснежные гольфы и начищенные до блеска дорогие ботинки; другой нарядился в ярко-желтый пиджак с двойными лацканами и множеством пуговиц и зеленые брюки – чем ярче одежда, тем лучше; третий во всем оранжевом – такое апельсиновое облако в штанах. «Свежо», – думаю я и решаю больше не отвлекаться, все-таки не на прогулку едем, а на молитву.

Имя первого «клиента» нам знакомо: это известный бывший футболист, гордость конголезской сборной. Хотя сам он католик, но позвал нас, православных, освятить дом и помолиться о здравии. Батюшка наш, отец Максим, старается никому не отказывать в молитве, лишь бы человек пришел с миром и искренней верой.

В доме все напоминает о славном прошлом: фотографии молодого Франсуа в спортивной форме на всех стенах. Такое чувство, что в этом доме нет места настоящему, прошлое заполнило все пространство, даже мебель пришла из прошлого века. Франсуа предлагает нам присесть, но мы отказываемся: молиться надо стоя. После молитвы нас ждут другие адреса, а с нашими пробками даже в воскресный день трудно везде поспеть. Отец Максим приготавливает все что нужно для молитвы: походный крест и иконки Христа и Богородицы, а также святого Димитрия Солунского, покровителя нашего прихода; разжигает уголек для ладана, просит подать емкость для воды и веточку базилика, затепляет свечку. Мы поем молитвы Богородице, батюшка освящает воду, кропит сначала себя и всех нас, затем Франсуа и его домашних, а после обходит весь дом, кропя повсюду святой водой под пение тропаря Кресту. После молитвы Франсуа еще беседует с батюшкой – о чем, нам не слышно, но наверняка просит совета в делах; благодарит всех нас, а нам уже пора уезжать: нас ждет больная девочка.

Семья живет в новом районе, и добраться к ним непросто: песчаную дорогу развезло после ночного дождя. Домик небольшой, но не бедный: родители девочки работают в банке. К нам выносят хрупкую малышку лет пяти, с отрешенным взглядом. Ребенка мучают судороги: каждые 30 секунд несчастное тельце окаменевает, у бедняжки нет сил ни говорить, ни плакать, только всхлипывания сопровождают каждый спазм. Мы невольно отводим глаза; невозможно привыкнуть к страданиям, особенно детишек; каждый раз на ум приходит вопрос: за что? Но мы стараемся заменить его на «потому что». Не хочется верить, что это родители наслали порчу на малышку, хотя бывает и такое: чтобы преуспеть в делах, отец (или – гораздо реже – мать) может «принести в жертву» одного или даже нескольких своих детей. Но в таком случае они бы нас не позвали. Африканские семьи большие, и не только прямые родственники могут навредить ребенку, есть еще дяди и тети, которые считаются как отцы-матери. Трудно жить без Бога, без молитвы, но часто люди понимают это слишком поздно. Я никогда раньше не видела эту семью в церкви, значит, это внешние, им кто-то подсказал обратиться к православным: «у них молитва сильная», – так про нас говорят в городе. Некоторые принимают нас за колдунов, а кое-кто даже боится мимо церкви пройти: на фронтоне изображен святой Димитрий Солунский, с копьем и на коне, а сама церковь расположена прямо напротив городского морга. Если кто и осмелился войти в такую церковь, значит, терпеть уж больше мочи нет.

Батюшка молится, мы поем «Кирие елеисон» («Господи, помилуй»), и у многих из нас текут слезы. Жалко малышку, судорога не хочет отпускать беззащитное тельце, и такое чувство, что она вся уже в другой реальности. Вернись, миленькая, останься с нами! Пресвятая Мати Богородице, простри Свой святой покров над болящим младенцем, огради ее от нападок диавольских, пошли ей скорое исцеление!

Мы выходим из грустного дома в задумчивости. Неисповедимы пути Твои, Господи, не оставь эту семью Твоею милостью!

А у нас еще один адрес, и до начала вечерни всего полчаса. Быстро грузимся к батюшке в машину, остальные ловят такси (не подумайте, что мы такие богачи: в Конго одна поездка на такси всего 2 доллара).

Раиса, женщина, вызвавшая нас, ждет на улице; дом расположен в лабиринтах Большого рынка, и, если не знаешь точного расположения, можешь и не заметить железные воротца между стоящими впритык магазинчиками. Судя по внешнему виду, дом строился в 1970-х годах: тогда были в моде низенькие, по грудь, заборчики между соседями и обычай лепить комнатушки для съемщиков позади хозяйского дома – выгода со всех сторон: съемщики всегда на глазах и места много не занимают. Почему-то мы стоим сначала во дворике, а хозяйка разворачивает бурную деятельность в салоне: неужели уборку? Слышен звук переставляемой посуды, мебели… Нас ждали или нет? В это время во дворик выходят несколько молодых парней и, глядя на нас без особой приязни, начинают тихо переговариваться. Смысл беседы сводится к тому, что нас ждали, но не все. Батюшка решает форсировать события: нам еще надо успеть в церковь вернуться к 5 часам! «Сестрица, – обращается он к даме, – нам не нужны стулья. Давайте начнем». И мы заходим. В этом доме из прошлого остались только криво висящие настенные часы с разбитым стеклом, а из настоящего – обеденный стол, стулья, посуда; салон служит и кухней: стены закопчены, готовят на углях. Никаких намеков на уют, никаких попыток облагородить помещение. За годы нашего служения мы побывали в самых разных домах – и крайне бедных, и исключительно богатых; в большинстве случаев все-таки можно увидеть усилия хозяев сделать дом обитаемым. Здесь же видно, что люди заходят сюда только переночевать и, может быть, пообедать, но не живут.

Не успели мы осмотреться, как во дворе послышался галдеж: молодежь, что сначала перешептывалась, решилась поднять голос. Батюшка подозвал Раису узнать, в чем дело; оказывается, она не известила других членов семьи о нашем приходе. Земля, где стоит этот примечательный дом, принадлежала ее дяде, со смертью которого члены семьи стали ссориться друг с другом. Проблемы наследования почти всегда стоят очень остро, когда есть что делить. Многие всю жизнь лелеют мечту, что со смертью богатого родственника им перепадет огромный куш, и не останавливаются ни перед чем, чтобы эту мечту воплотить. К сожалению, родни всегда намного больше, чем предметов дележа, вот и вспыхивают периодически ссоры и споры. В своем желании заполучить как можно больше люди идут и к колдунам, и по церквям: все средства хороши; а победит тот, у кого фетиш сильнее.

В этой семье разногласия еще и в том, продавать дом или нет; удивительно, что мы не увидели тетушки Раисы – главного действующего лица, а племянники даже не знали о предстоящей молитве. Поэтому наше появление здесь было воспринято как попытка давления: батюшка в черном (колдун, не иначе!), группа теток в платочках; хорошо еще, что мы не успели иконы достать, а то бы подумали: идолы. Итак, молодежь начала роптать все сильнее и сильнее, Раиса стала настаивать на молитве, а во дворе уже кто-то пустил руки в ход и разлил воду, что несли для освящения. Конечно, в таких условиях нельзя молиться, и нам ничего не оставалось, как уйти, но батюшка решил все же дать совет беспокойным родственникам. Как только он начал говорить, все затихли. Батюшка спросил: «Все ли знали, что мы придем?» «Нет, никто не знал», – послышались голоса. «Раиса, – обратился отец Максим к вызвавшей нас даме, – сначала примиритесь со своими родственниками, а потом, когда придете к согласию, позовете нас. Мы не можем молиться, когда вы ругаетесь. Пригласите вашу тетушку, пригласите всех, примите решение, которое всех устроит, а потом, если Богу будет угодно, мы придем».

Его спокойный, рассудительный тон утихомирил всех буянов. Авторитет отца Максима в городе очень высок, даже среди людей, далеких от церковной жизни. Сколько семей он сумел примирить! Думаю, и эта не станет исключением. Главное, что Раиса поняла: если нет согласия с другими членами семьи, то их проблему никто не разрешит; бесполезно звать на выручку «православный десант», если нет желания выслушать и понять родных.

Мы возвращаемся в церковь к вечерней службе. По дороге останавливаемся заправить бензином батюшкину машину. Отец Максим просит рабочего на бензоколонке залить в бак горючего на 5 тысяч (10 долларов), а тот по рассеянности наливает в четыре раза больше. У нас с собой сейчас таких денег нет. Что делать? Парень требует оплаты, слышать не желает, что за деньгами его просят подойти в храм завтра. Говорит, что не знает, что это еще за храм и кого там искать… Но услышав, что надо спросить отца Максима, успокаивается и позволяет нам уехать.

Как хорошо в церкви! Закатное солнце освещает ее золотым светом, действительно тихим. Мир и покой сходят в душу, твердая уверенность, что наши молитвы будут услышаны, что Господь все устроит Своею милостью. Слава Богу за все!