Моей дочери было чуть меньше года. Я знала, что нужно ходить в храм, даже причащалась иногда, но каких-то особо глубоких понятий у меня не было. На службе в Покровском монастыре я встретилась со своей подругой Натальей Барковой, впоследствии инокиней Введенского монастыря города Иваново и ее мамой. Они как раз собирались поехать в Голосеево к матушке Алипии и рассказали, что она прозорливая. Меня охватило оцепенение и ужас, что кто-то сейчас увидит меня «насквозь» и будет обличать.
Мы зашли в келию, заставленную мешочками. Меня не удивила бедная обстановка келии, наоборот: я боялась к чему-нибудь прикоснуться, понимая, что все в келии святое: и вещи, и кровать, и лавка, и, казалось, сам воздух. В смущении я пряталась за спины своих друзей, пыталась раствориться и быть незамеченной, но меня протолкнули вперед. Так я предстала перед Старицей, которая сразу же назвала меня «солдаткой». Такое прозвище соответствовало действительности, так как мой муж служил в то время в армии. Добрый взгляд Матушки проникал сквозь меня, но в нем не было ничего осуждающего, однако все равно сразу как-то становилось стыдно. Я видела перед собой человека, один облик которого вызывал уважение и благоговение.
С тех пор я начала ходить к Старице и в очередной раз пришла к ней со своей девочкой на руках. Наталья, крестная мать моей дочери, рассказала Матушке, что у ребенка заметно развивается косоглазие. Матушка начала молиться о ней. Она повернулась к иконам и долго тихонько молилась. Все замерли, стояли, молчали. Людей было много, с трудом все поместились в келии, но никто не нарушил воцарившейся тишины. Потом была трапеза, ребенок у меня на руках заснул. Мы долго сидели, Матушка всех нас провела, благословила, а ребенок все спал. Я приехала домой на Борщаговку — дочь спала. Ключей от квартиры у меня не оказалось и мне пришлось довольно долго сидеть на детской площадке. Ребенок не просыпался. И так дочь спала в течение шести часов. Даже проспала все кормления. Поначалу, когда она проснулась, я ничего не заметила, но на следующий день отметила для себя, что глаза у дочери нормальные — такие, как должны быть, косоглазия нет. Особого ощущения какого-то чуда я не испытала тогда, но осознала его уже впоследствии, анализируя события тех лет. Все мы: и Наталья, и ее мама, и я понимали, что исцеление совершилось по молитвам матушки Алипии, но приняли его как должное, как само собой разумеющееся.
Теперь и я и дочь — уже восемнадцатилетняя девушка, очень благодарны Господу Богу и Старице за исцеление.
Раскрывая по возможности весь жизненный путь Матушки и все ее благодеяния, хочется вспомнить как можно больше. Так вспоминается случай прозорливости Старицы, когда она очень помогла семье моей подруги. Муж у нее служил в армии недалеко от Тбилиси. Пришел к ним однажды участковый и сказал, что ее муж пропал — исчез из армии. Ее даже вызывали на опознание в Тбилиси, где он служил, они летали на самолете, но опознание ничего не дало — это был не он. Я рассказала Матушке о случившемся. Матушка помолчала, а потом рассмеялась: «Он в подполе сидит». Я передала подруге эти слова, она успокоилась и ждала с огромным терпением и выдержкой. Вскоре все выяснилось. Сбежавший из армии нашелся — он прятался в подполе у какой-то грузинки.
Сейчас, как и прежде, мы ходим к Матушке — только уже на могилку, просим ее молитв к Богу о нас. Если какая-то тревога или проблема, мы приходим и получаем утешение и разрешение этих проблем. Прошло уже много времени со дня кончины Старицы и ко всем событиям тех лет, конечно, относишься уже более осознанно. Понимаешь, что Господь сподобил пообщаться со святым человеком. И благодаришь Бога за это.
(«Стяжавшая любовь» — «Один облик ее вызывал уважение и благоговение», — Карпутева Татьяна Николаевна г. Киев)
