Митрополит Антоний Сурожский. Женщина-хананеянка; слепой Вартимей

21 И, выйдя оттуда, Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские.

22 И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется.

23 Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами.

24 Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева.

25 А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне.

26 Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам.

27 Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их.

28 Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час.

(Матф.15:21-28)

Как нам привычен и как близок рассказ о женщине-хананеянке, которую Христос услышал, когда она настойчиво просила об исцелении своего ребенка; и как многому мы можем научиться из него!

Эта женщина пришла в душевной муке, с истерзанным сердцем, потому что дочь ее была больна: и она молила об исцелении, о милосердии Божием. И Христос как будто ее не слышит. И когда она еще настойчивее просит о помощи, снова и снова, Он говорит: Я пришел для того, чтобы принести милость и исцеление детям Израильским… И женщина посмотрела на Него, и не было суровости в Его лице, не было бессердечного безразличия; увидела она, вероятно, улыбку, улыбку бесконечно ласковой любви, которая сказала ей: Проси! Стой на своем! Продолжай — потому что ты права… И она просила снова: Да, за столом едят хозяева, но собачки-то питаются их крошками!. И этот разговор — такой теплый, такой человечный, являет нам еще раз по-новому человечность Божию, Его подлинную человечность, Его способность всегда услышать, всегда отозваться сердцем, всегда обернуться к нам с улыбкой, говоря: Ты действительно просишь со всем убеждением, — ты уверен?. И когда мы скажем: Да, Господи, уверен! Из всей глубины моей нужды, из всей глубины убеждения я обращаюсь к Тебе, ни к кому другому, но к Тебе, Господи и Боже, — то Христос отвечает.

Но Он не только отзывается на ее мольбу; Он исполняет больше, чем ее мольбу; Он учит Своих учеников, а за ними и всех нас, чему-то такому важному. Из столетия в столетие мы слышали этот рассказ, и если подумать о себе, и подумать в тех категориях, в которых столько писателей древности говорили о человеке, его душе, о человеке в целом, — не можем ли мы научиться чему-то очень конкретному и практическому? Мы обращаемся к Богу с нуждой, мы обращаемся к Богу о помощи, о том, чтобы бремя было снято с наших плеч — да. Но не случается ли, что после короткого времени мы отступаемся, пожимаем плечами и говорим: К чему обращаться к Богу? К чему молиться? Он безучастен, Он не отзывается; ответа нет, никакого отзвука нет; я кричу в пустое небо — где Он? стоит ли молиться вообще?. И тут хананеянка скажет нам: Да, стоит молиться, потому что Он не испытывает тебя по жестокости, Он только спрашивает тебя Своим молчанием: Ты действительно уверен? Ты действительно хочешь исцеления? Ты действительно пришел ко Мне? Пришел ли ты ко Мне, как к последней надежде? Готов ли ты принять то, что просишь — смиренно, не как должное, не по праву, а просто как дар милосердия, милости, ласковой Божией заботы?.

Сейчас мы подходим к подготовительным неделям Великого Поста; обычно в это воскресенье читается Евангелие о Вартимее. Марк и Лука передают нам этот рассказ об увечном человеке, который все испробовал, чтобы исцелиться — и собственное разумение, и мудрость других людей, их способности, — и все зря; и вдруг оказалось, что Христос идет мимо. Христос шел не к нему: Он просто проходил по дороге, где слепой сидел и просил милостыню, потому что это все, что ему оставалось; он не ожидал больше ни исцеления, ни чего бы то ни было — только бы перебиться, прокормиться. И вдруг вспыхнула в нем надежда: кто-то идет мимо, и толпа звучит как-то необычно; это не караван, это не просто прохожие; толпа собранная, в толпе какая-то сосредоточенность, что-то необычное в толпе. И слепой, встрепенувшись, спросил — кто идет? И когда услышал, Кто — он стал кричать о помощи. И Христос дал ему помощь: Он вернул ему зрение, Он исцелил его слепоту.

И вглядываясь в два этих рассказа, разве мы не можем научиться чему-то очень важному? Душа наша больна, жизнь увядает — я говорю о вечной жизни, даже не о жизни нашего тела; что-то умирает в нас, и мы должны научиться у хананеянки и у Вартимея кричать из глубины, из глубин отчаяния, из глубин разуверившегося сердца, из глубин безысходного горя, из глубин греха — из глубин всего, что разрушает нас, кричать, кричать с плачем, и говорить: Я верю Тебе, Господи, я доверяю Твоему молчанию, как я поверил бы Твоему слову… И тогда, если только мы положимся на такое доверие, мы услышим Господа говорящего: Прозри! Иди домой, не бойся больше, а «дом» — это самые недра твоего существа, то место, где ты жив, потому что ребенок твой жив, душа твоя жива, жизнь вернулась!

Вступим же в эти недели подготовки к Посту с этим дивным воодушевлением от Самого Господа, с этой надеждой, поистине — с этой уверенностью, которую Он нам дает; начнем этот путь, и будем готовы, когда придет Пост, перейти от слепоты к зрению. Аминь.