Митрополит Антоний Сурожский. Исцеление глухонемого отрока

14 Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени,

15 сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния [беснуется] и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду,

16 я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его.

17 Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда.

18 И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час.

19 Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его?

20 Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас;

21 сей же род изгоняется только молитвою и постом.

22 Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие,

23 и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились.

(Матф.17:14-23)

Год за годом по воскресеньям мы слышим те же отрывки из Евангелия. И иногда люди спрашивают: почему они повторяются и повторяются? Не в том ли ответ, что мы слышим, но не делаем того, что услышали? Не приходится ли Господу повторять нам те же заповеди, а Апостолам — те же события из жизни Христа в надежде, что рано или поздно они достигнут до наших сердец и выкуют нашу жизнь?

Один из отцов Церкви сказал, что можно понять Евангелие только в той мере, в какой мы становимся творцами того, что говорит Господь, и Его последователями, только когда мы делаем то, что услышали. И как редко мы можем сказать: да, я услышал — и это изменило мою жизнь…

В житиях святых мы читаем, как иногда фраза Евангелия повернула жизнь человека в совершенно новое измерение; кто из нас может сказать, что он услышал Господа, обращающегося со словом к нему лично, что все его существо: сердце, и ум, и воля, и тело — отозвалось, сказав: Аминь! Да, Господи! Это — истина, и я буду жить по этой истине…

И вот сегодняшнее Евангелие — один из таких отрывков; он читается нам каждый год. Господь сходит со Своими учениками с Горы Преображения, где все было славой и гармонией, Царство Божие явленное, слава Божия блистающая, все вокруг охваченное этой славой и отзывающееся на нее. Это был момент, когда любовь горела пожаром: тот момент, когда Христос беседовал с Моисеем и Илией о Своем распятии; момент, когда Он говорил им о Своей всеконечной жертве, то есть о совершенной полноте, предельной интенсивности Своей любви к человечеству и к Богу. В это мгновение всё, что было в Нем: Его Божество, Его человеческая душа, Его человеческая плоть, которые приносились в жертву, были самопожертвованием — все достигло вершины любви: и тогда случилось, что не только Христово лицо, или руки, или Его тело просияли, но сами одежды Его стали белы, как свет, потому что они были охвачены и включены в эту тайну спасающей любви. Мы видим здесь, что отзывается сама материальность мира, будучи изначально сродни Богу. И мы видим, как полыхание Божественной любви в ее жертвенный момент преобразило все, что составит эту жертву.

И вот после этого Христос с учениками оказываются в долине, поистине в низине тени и смерти, в долине слез, где они встречают человека в муке сердечной: сын его был болен. Он обращался к ученикам Христовым, и ничего не случилось. Христос оборачивается к ним и говорит: Ничего не случилось, потому что у вас нет веры… Но у самого человека была ли такая вера, которая может двигать горами? Все, что он смог собрать из глубин своего отчаяния, было доверие, доверие Христову состраданию, доверие Христовой любви и доверие, что Тот, Кто может так глубоко быть ранен нуждой другого человека, имеет и силу помочь… Если можешь поверить хоть самую малость, говорит ему Христос, исцелится твой ребенок… И ответ отца: Верую, Господи, помоги моему неверию!.

Какая же разница между этим человеком и учениками? Не в том ли, что между им и нами? Мы робеем поверить; мы не решаемся на доверие, мы не решаемся сказать из глубины душераздирающего сострадания, которое соединяет нас воедино со страдальцем, которое делает физическое или душевное страдание человека невыносимым для нас, — мы не способны сказать: я могу что-то сделать, и сделаю…

В этом, возможно, наша главная трагедия; мы боимся, что если мы скажем: «Помолимся Господу, и Он поможет», — то ничего не случится, и мы будем посрамлены, а из-за нас будет посрамлен и Господь, — тогда как надо сказать: любовь Божия такова, что Он отзывается и на самую недостойную молитву, если только молитва эта искренняя, родившаяся из подлинного сострадания, из всей меры любви, которую мы можем собрать, сколько ее ни мало.

Мы не можем достичь уровня тех знамений верующих, которые перечисляются в конце Евангелия от Марка; но мы можем сделать хотя бы одно — то, что Господь Иисус Христос повелел сделать Своим ученикам: Приведите его ко Мне! Если вы ничего не можете сделать, если у вас нет веры, если у вас нет мужества, если у вас нет надежды, если у вас нет сострадания, если любовь ваша колеблется — приведите его ко Мне!. И это мы могли бы сделать в отношении каждого, кто вокруг нас находится в нужде, в муке душевной или физическом страдании и в опасности для жизни. Приведи его ко Христу, чтобы он встал перед лицом Господним во всем своем страдании. И чем больше отчаяние, чем безнадежнее положение, тем больше будет его способность встретить Бога, если только мы сами прозрачны, как свет, если только мы — те предвестники Христа, каким был Иоанн Предтеча, или какими были Апостолы: те предвестники, которые открывают путь ко Христу, чтобы дать Богу действовать. Аминь.