Мне очень хорошо запомнилась наша первая встреча с Матушкой Алипией в конце 70-х годов. С женой мы собрались в Голосеевский лес, чтобы посмотреть на монахиню, о которой было столько разговоров.
Пришли. Стучим. Келия закрыта. Через некоторое время дверь отворилась. «Благословите войти», — попросили мы. Старица впустила нас, сама также прошла в келию, а потом села, закрыв глаза. Мы понимали, что в этот момент она молилась, перебирая четочки. Вскоре она начала говорить что-то на непонятном языке — как мы узнали впоследствии, на мордовском. Говорит и улыбается, говорит и улыбается.
Когда Матушка снова обратила на нас внимание, я начал рассказывать ей свою просьбу: «Помолитесь, чтобы меня перевели из Иванкова служить куда-нибудь ближе к Киеву!” Матушка ничего не ответила, а опять стала молиться по-мордовски, спросив нас: «Вы понимаете?» — а что же мы могли понять? Так и ответили, что этого языка мы не знаем. Тогда Матушка начала давать кому-то выговор: «Николай, не тронь Ивана! Николай, не тронь Ивана!”
Я понял, что речь идет обо мне, но удивлялся, потому что не знал никакого Николая. Беседа наша продолжалась и дальше, подробности которой я за давностью лет не запомнил, но она оставила в нашей душе неизгладимое впечатление. Матушка гостеприимно нас угостила, дала с собой хлеба. Идем домой радостные, веселые, разбираем вместе с женой: «Что же это такое? Кто такой Николай?» И тут я вспомнил, что в Чернобыле мой благочинный
Николай имеет зависть ко мне, потому что ко мне из его прихода ездили люди в Иванков, а он их ругал: «Что? Вы в Иванкове нашли другого Бога?» Об этом Матушка и говорила.
Вскоре меня перевели в Любарцы в Бориспольский район. Там была очень сложная обстановка, за год поменялось пять священников, и в этот кипящий котел я и попал. Но теперь я служил уже ближе к Киеву, как и просил я у Матушки. Во второй раз мы пошли к ней. А она мне сказала: «Привыкнешь!» После этого я, действительно, привык и прослужил в Любарцах шестнадцать лет.
Положили конец моему там служению такие события. Произошел раскол в Церкви, у нас в Любарцах появились националисты, которые кричали: «Нам не нужны «москали” здесь”, — приехало пять филаретовских священников, обклеили все плакатами, собрали людей и требовали отдать храм. Я приложил немало усилий, чтобы храм устоял.
Тогда некоторые прихожане написали письмо митрополиту Владимиру, в котором требовали: «Если вы его не уберете, то мы перейдем к Филарету». Такую они придумали хитрость. Даже по радио передавали: «Зачем нам «москали» в Любарцах — нам нужны украинцы!» Их злобные выходки обернулись для меня честью — после всех этих неприятностей митрополит представил меня к награде, но сказал: «Переходите на другой приход, а в Любарцы мы другого священника направим». И меня перевели на Троещину. Теперь я служу настолько близко к моему дому, как это только возможно, потому что живу я на Троещине. Матушка Алипия устроила так, как я и подумать не мог. В благодарность я прихожу к ней на могилу, совершаю панихиду, прошу ее святых молитв.
Многое было открыто ей Богом. Даже и такое. Во время Великой Отечественной войны я получил ранение — мне оторвало концы пальцев на левой руке. «А ты военный?» — спросила меня Матушка. Я отнекивался, говорил, что нет, не военный. Она не слушала и доказывала: «Нет, военный, военный!» Я не стал перечить, но когда жизнь моя подошла к пенсионному возрасту и я оформлял пенсию, то оказалось, что так как я получил ранение во время войны, меня отнесли к категории военного. Вот я и получился «военным».
Один раз я приезжал к Матушке с братом Василием. Встретила нас Старица как обычно радушно. Поговорили мы, собираемся в обратный путь. Брат пошел к машине, сел, заводит. Матушка бежит: «Ах ты! Уже усадился за руль!? — и перекрестила нас широким крестом три раза. — Теперь садитесь, езжайте!»
Матушка знала, что в дороге нас ждала такая ситуация, когда мы чуть-чуть не попали в аварию, а ее благословением все обошлось благополучно.
Однажды моя жена была у Старицы с нашим знакомым, который собирался стать священником. Он как раз в то время решил жениться и хотел взять благословение блаженной Старицы. Матушка молчала, молчала, а потом и говорит: «Два раза не женишься» — и больше ничего не сказала. Было ли благословение? Мне кажется, что ответ был ясен.
Когда Старица давала благословение, она всегда произносила: «Воля Божия, — или, — Бог благословит», — а когда видела, что воли Божией нет, то говорила: «Воля твоя», — или же ничего не говорила. Тогда он не понял ее слов, а теперь их значение открылось — он разошелся с женой и действительно, второй раз, как священник, жениться не может. Матушка своими словами предсказывала ему, что в будущем его ждет развод, но он не придал этому значения.
Матушка еще задолго до раскола часто очень недвусмысленно высказывалась по отношению митрополита Филарета, чему свидетелями были и мы. Однажды матушка моего знакомого дьякона принесла Старице просфору от митрополита Филарета.
«Нет, нет, нет — не нужно, не нужно» — восклицала блаженная. «Да возьмите, Матушка» — упрашивала ее женщина. «Нет, не нужно — не хочу, не хочу», — наотрез отказалась Старица от просфоры. И не взяла. Много ли нужно размышлять, чтобы понять такие действия святого прозорливого человека?
С этим дьяконом произошел также еще один случай. Он и его матушка захотели поменять квартиру. В центре Киева возле Золотоворотской улицы жила одна старушка, к которой они часто ходили, приносили гостинцы, помогали. Эта старушка очень хотела, чтобы они жили рядом с ней. И вот решили они съехаться по обмену в трехкомнатную квартиру, а старушку досматривать. Но прежде пошли спросить матушку Алипию и взять благословение. «У вас есть квартира? Вы хотите лишиться всего?» — сказала Матушка. Закрыла глаза, молилась, молилась, они ждут, ждут — в конце концов, терпение их иссякло. «Подожди, подожди», — закомандовала Матушка. Прошло еще полчаса. «Я не благословляю, — и добавила. — Даже большой старец вас не благословит». Вот какое смирение было у нее — она считала себя ниже всех. Услышав такое благословение, они пошли к опытному юристу и он им сказал: «Знаете что? Вы даже если и разменяетесь, потеряете свою, потому что вам квартира все равно не достанется». Это происходило в советское время, тогда были другие законы, и итог всего этого дела был бы плачевным, если бы не предупреждение Матушки.
Захотела как-то моя жена на курорт. Достали ей путевку, билеты, а матушка Алипия сказала: «Не едь! — и обратилась ко мне. — А ты не пускай, а то она сбежит!» Что мне было думать? Я и не пустил. Сердилась, сердилась на меня жена, а потом успокоилась. Была страшная жара. Подруга жены, с которой она собиралась ехать на курорт, вернулась оттуда. Жена сразу же в расспросы — как, да что? А та ей и рассказывает: «Ты знаешь, если бы ты поехала — то не выдержала бы, сбежала, так было тяжело». Вот тут и открылся смысл сказанного Старицей. Этот случай до сих пор вызывает у нас улыбки.
Мой сын вернулся из армии и вдруг решил жениться, а я хотел, чтобы он учился в семинарии. Пошли мы к Матушке за благословением и советом как поступить. «Для того, чтобы жениться, нужно иметь работу для обеспечения семьи», — отговаривала его Старица, но сын не послушал ее и все-таки женился, а потом… разошелся. А теперь очень жалеет.
Многое из прошлого стерлось в нашей памяти, и восстановить все наши беседы с Матушкой очень сложно, но осталось одно общее впечатление от общения со святым человеком. Приятно вспоминать те дни. Все, что Старица сделала в жизни — все было хорошо, все было во благо. За кого она помолилась, кому что сказала, посоветовала — все было по воле Божией, а значит, всегда имело положительный результат, было направлено на назидание человека и воспитание его как христианина. Она скрывала под нищенским видом свою благодать. Таких людей сейчас мало можно найти. Это как жемчужину берегут… Память о ней навсегда сохранится в глубине сердца.
(«Стяжавшая любовь» — «Приятно вспоминать те дни…», — протоиерей Иоанн Прихно Свято-Троицкий собор на Троещине г. Киев)
