С одной сестрой мы приехали в Киев. Было это около двадцати пяти лет назад. Нас поразил Киев с его святынями, все нам было необычайно интересно. Также нам рассказали, что в Киеве живет одна монахиня — прозорливая старица, к которой приезжают люди из разных мест, и посоветовали обратиться к ней, если есть у нас какие-либо вопросы в жизни. У каждой из нас, конечно, были наболевшие вопросы, и мы решили обязательно поехать.
У меня решался вопрос выезда в Иерусалим в монастырь, и я еще не знала, на что решиться, где воля Божия мне быть. И я надеялась, что эта киевская старица может быть что-то мне скажет. Когда мы подъехали к тем местам, где, как нам указали, живет монахиня Алипия, то их уединенность и необычность уже сразу показались нам какими-то особенными. Дорога шла через лес, а потом сворачивала куда-то в сторону. Из людей никого, только встретившиеся нам кошки приветливо провожали к какому-то небольшому домику. Из этого домика вышла Матушка, простая, бедно одетая старушка, поздоровалась с нами и пригласила войти. Келия матушки Алипии была очень бедной, простой, и что нас очень удивило — заставлена разным: и посудой, и вещами, и мешочками, которыми была устлана вся кровать до самого верха. Матушка пригласила нас присесть. Мы повиновались, как-то робко сели, не зная что говорить и что спрашивать.
Но Матушка сама начала беседу, очень ласково нас приняла, в глазах ее светилась доброта. В это время никого у нее из посетителей не было, и мы могли поговорить долго. Как мне показалось, Матушка более обращалась с разговором к моей спутнице, как-то ее особо выделяла, говорила с почтением, много говорила ей на пользу душевную. Я сидела, скромно дожидаясь того момента, когда смогу спросить свой вопрос, но у меня никак не получалось, я робела и молчала.
А Матушка Алипия тем временем рассказывала … о Иерусалиме! Я очень внимательно вслушивалась в этот рассказ. Матушка говорила так, как будто там побывала, хотя это был конец 1980 годов, когда о выезде за границу для большинства советских людей не было и речи. Тем более для Матушки, которая, как я теперь знаю, не имела паспорта. Она говорила о святынях Иерусалима, что там находится и многое другое. Вначале я не придала этому рассказу значения в плане того, что он может быть каким-то образом причастен к моему вопросу. Но я собиралась в Иерусалим, только об нем и помышляла, поэтому я подумала, что Матушка, как и я, очень любит Иерусалим, это меня к ней еще более расположило. Но свой рассказ матушка Алипия адресовала, как мне казалось, не мне, а моей спутнице, поэтому я только внимательно слушала. Также и еще много старица ей говорила о духовных вещах.
Потом матушка Алипия пригласила нас к столу, пища была очень простой, несколько, как нам показалось, специфической, потому что Матушка добавила в нее каких-то трав. Мы как-то робко сели, думаем — ну, съедим за послушание, попробовали, оказалось неожиданно вкусно, и так все съели.
Когда нужно было уже уходить, я решилась спросить о Иерусалиме — уезжать или нет. Матушка очень проникновенно на меня посмотрела, очень значительно и внимательно, немного улыбнулась, а потом показала на какую-то фотографию или иконку, стоявшую на полочке, теперь я уже точно не помню, и говорит: «Вот Иерусалим». Матушка очень тепло с нами попрощалась, и особенно почтительно с моей спутницей.
Мы возвращались под большим впечатлением, и размышляли о нашей беседе. Такой теплый прием старицы был для нас большим утешением. Мой вопрос, на который я получила такой сразу не очень понятный мне ответ, разрешился сам собой. Как я поняла позже, это было благословение старицы для меня. Документы для выезда, которые оформить было очень сложно, были оформлены, все складывалось очень быстро и удачно, и вскоре я, как будто кто-то невидимой рукой направлял меня, приехала в Горненскую обитель. И нахожусь я здесь уже двадцать три года. Рассказывая об Иерусалиме, матушка Алипия прикровенно, как юродивая и блаженная, давала мне понять, что эти святыни будут для меня родными и дорогими, что я смогу посещать их неоднократно. И теперь я удивляюсь прозорливости матушки Алипии.
И тот прием, который Матушка оказала моей спутнице, также был неслучайным. То, что старица ей говорила, очень было для нее важно, так как она впоследствии стала игуменией женского монастыря в Гродно (Белоруссия), и как начальница обители, должна руководить сестер ко спасению.
(«Стяжавшая любовь», — «Иерусалим» — Монахиня Елизавета; Горний монастырь, Святая Земля, Израиль)
