….И вот сижу я у Матушки и молча страдаю. Вдруг чувствую, что боль и все неприятные ощущения стали куда-то уходить, дыхательные пути освободились и стали чистыми. Ничего понять не могу, но… тут поняла. Матушка неожиданно согнулась и стала стонать: «Ой, как больно, как будто граблями у меня волочат, ой, болит», — говорит о том, что чувствовала я.
А у меня-то не болит, а болит уже у Матушки. Так мне жалко ее стало, что я взмолилась Господу от всего сердца, чтобы Он не давал Старице мои страдания, а вернул бы мне их назад — пусть лучше я буду мучиться, чем Матушка, обремененная многими болезнями и заботами. И что же? Неожиданно все опять поменялось — вся моя боль вернулась ко мне, а Матушка распрямилась, перестала стонать, только внимательно и молча посмотрела на меня. Я поняла, что это был мне какой-то урок, может быть урок любви. Но то, что произошло, было не просто так и имело смысл.
Как-то я принесла Матушке коробку отличных конфет, которых не могла кушать из-за болезни. Сижу и думаю: «Хоть бы Матушка несколько конфет дала, так хочется!» Она вдруг поворачивается и протягивает мне всю коробку: «На, бери всю». Я смутилась, стала отнекиваться, но Матушка очень решительно опять повторила: «Бери всю, это все твое, ешь». Старица знала, что если она благословит, то я не буду бояться кушать конфеты. Такая она была добрая и милосердная, внимательная даже к таким мелочам.
Я была у Старицы одна и тут пришла к ней женщина интеллигентного вида и очень красивая. Она была сильно накрашена. Я думаю: «Что это она так выкрасилась и еще к Матушке пришла!?» Но Старица вдруг повернулась ко мне и говорит: «А ему можно — он замужем». Так Матушка не допускала никакого осуждения.
Сижу у блаженной в келии. Холодно. Я в каком-то пальто. Она говорит: «Что? Шубу купил?» Я не поняла и забыла. Но через несколько дней, действительно, купила шубу и только потом уже вспомнила слова Матушки. Когда я пошла в шубе к Матушке, ей это почему-то очень понравилось. Она с чувством, положа мне руки на колени и гладя шубу, сказала: «Молодец, молодец, не транжирка, денег зря не тратишь, хорошую вещь купил». Этим она показала, как неплохо всякое воздержание, когда не позволяешь себе тратить денег на всякую ерунду.
Я все спрашивала святую старицу — чем мне лечиться от моей непонятной болезни? И она как-то сказала: «А тебе скоро уколы назначат. Они знают какие». Действительно, я попала к кардиологу и мне назначили очень долгий курс бециллина, который помог мне и поставил на ноги. Один он и помогает мне по-прежнему. О моей болезни Матушка говорила, что мне всегда будет летом лучше, а зимой хуже и что мне хороши теплые ванны. Так оно всегда и есть.
Как-то при мне сестра Л. и ее подруга сестра Л. пошли к Матушке и стали ее просить благословить выйти из монастыря. Старица посмотрела долгим взглядом и говорит: «Не уходите, девки, из монастыря. Потом замуж пойдете, и будут у вас дети». Все так же и произошло впоследствии.
Задолго до Чернобыля Матушка стала говорить непонятные вещи, что атом идет на Киев. За неделю до Пасхи мы с сестрами говорим ей торжественно: «Ой, скоро Пасха!» А она отвечает: «Будет вам Пасха — горе великое будет!» И еще говорила: «Ой, подвалы горят, ой как горят, потушить не могут». Когда все произошло, Матушка уезжать никому не велела, оберегая народ от создавшейся паники.
Как-то заговорили об Антихристе. Я говорю: «Ой, как страшно, что же будет?» Матушка наклонилась ко мне и говорит так шепотом: «Не бойся! Матерь Божия покроет своих». Это, конечно, очень утешительно.
Старица ободряла нас и призывала ничего не бояться в жизни, а нести свой крест достойно, без малодушия. Ее слова особо вспоминаются мне теперь на фоне всеобщего хаоса и, можно сказать, некоторого психоза, который охватил христиан по этому поводу. Нам нужно почаще вспоминать новомучеников и исповедников российских, которые в гораздо более трудные времена сохраняли спокойствие и присутствие духа, были тверды и мужественны.
Я очень молилась за свою маму, чтобы она ходила в Церковь. Никогда и ни за кого я так не молилась — это была пламенная молитва любви (а маму я очень люблю). Однажды я прихожу к Матушке, а она мне чуть не с порога говорит, не зная ничего о моем «подвиге»: «Не молись так, не молись, ты еще не можешь так, а то бес восстанет и вред наделает. А вот подавай в Церковь — Церковь вымолит». Я спросила: «Будет ли моя мама ходить в Церковь?» Она ответила: «Будет, будет и причащаться будет!» Все так и было.
Иногда было такое — сидишь у нее и вдруг, откуда ни возьмись, мысли начинают дурные в голову лезть, прямо так и барабанит в голову. Ты их отгоняешь, а они лезут — иногда прямо стыдно сделается: Матушка ведь все видит. Но скоро все становится ясно — она грозно начинает махать кому-то четками рядом с тобой (но не тебе) и говорить: «Ах ты, Анка, (она так называла беса), уходи отсюда, чего пристал, а ну уходи!» Мысли дурные прекращались, отчего становилось понятным, что «Анка» ретировался.
Как-то собралась я в отпуск домой, поехала сообщить Матушке, а она говорит: «Не езди, плохо будет, слезы». Я не послушалась, и так и вышло — было много неприятностей.
Будучи уже за границей, в первый Рождественский пост, когда я постилась, менеджер моего дома с семьей, верующий, но принадлежащий к православной новостильной церкви, пригласил меня в гости на Рождество, которое весь западный мир празднуют 25 декабря. Я очень не хотела идти, но этот человек сделал мне много добра и я «ради приличия» спустилась на этаж ниже в апартаменты, которые занимала его семья. И, конечно, оскоромилась немного. «Выполнив свой долг», я со «спокойной совестью» отправилась в свою квартиру. Легла спать. И вот снится мне: как обычно много народа и Матушка людей принимает и кормит. Но ее мне не видно, а очень хочется попасть к ней, что я и стараюсь предпринять. Но вдруг неожиданно слышу ее крик: «Не пускайте ко мне Барчукову! (так меня Матушка при жизни называла) Не пускайте ко мне Барчукову!» Я очень огорчилась, но не ухожу, жду чего-то. По прошествии некоторого времени Матушка вышла все же ко мне и говорит: «Я никогда, никогда, даже больной не нарушил пост». Я все поняла — этим Матушка ясно показала, что кроме нарушения поста, как неправедно праздновать Рождество по западному.
Чтобы дополнить образ Матушки, хотелось бы сказать, что она была очень аккуратной, постоянно стирала, чистила посуду, любила, чтобы в келии был вымытый чистый пол, она очень вкусно готовила, была большой труженицей, думала только о людях и все делала для них. Один взгляд на Матушку необычайно успокаивал дух. Это были минуты какого-то полноценного бытия, минуты, уходящие в вечность. Мы общались со святым человеком, доступным нам по ее любви и в полноте оценить и вместить это не могли, но чувство благоговения к ней присутствовало всегда. Нашу покойную матушку игуменью Агнессу Старица называла не иначе, как Агница. Она всегда очень хорошо встречала батюшек — с уважением, теплом и радостью.
Матушка обладала невероятной внутренней силой. Кто соприкасался с ней, тот понимал, насколько все в ней было законченно и глубинно, фундаментально. Она несла на себе Дух Божий, и через нее мы ощущали Его дыхание.
(«Стяжавшая любовь» — «Через нее мы ощущали Его дыхание», — Людмила Кузьминова, Канада)