Прежде всего, мне хочется рассказать о том состоянии, которое посещало большинство духовных детей Матушки при общении с ней. Конечно, никто из нас не мог увидеть или даже частично постигнуть тот внутренний мир, которым жила Матушка — все было прикрыто как некий бесценный, сокровенный тайник и только иногда, очень редко, вдруг эта тайна приоткрывалась и потрясала до глубины души.
Таких два ярких случая произошло со мной. Однажды я приехала к Матушке одна. Все было как всегда, но вдруг она сказала: «Давай молиться». Я стояла впереди, а Матушка за мною читала молитвы — Отче наш, Верую и прочие повседневные. Я слушала и старалась сосредоточиться на смысле слов, но вдруг, постепенно, почувствовала, что вхожу в очень необычное молитвенное состояние. Я даже не могу дать точного определения, но внутренним взором стала не только глубоко понимать смысл слов, но видеть их в каком-то удивительном образе, они как огненный воздух, но только удивительно прохладный и невероятно освежающий, стали входить во все мое существо. Я вдыхала их, как свежайший озон, они наполняли меня светом, силой, легкостью, так что я потеряла реальность окружающего и очутилась в этом прохладном, огненном кольце.
Каждое слово с силой входило в меня и расширяло сердце, я чувствовала, как оно ограниченно, почувствовала его размеры, что оно не может вместить невместимое и бесконечно льющееся потоком. В какой-то момент я поняла, что больше вместить не могу. Душа расширилась, наполнилась, уже я теряла смысл слов и только вдыхала их, а они, прилагаясь одно к одному, до отказа наполнили меня силой и светом, больше я не могла выдержать и вдруг услышала Матушкины слова: «Хватит, тебе больше нельзя».
Я села потрясенная и ясно поняла, увидела наяву, как душа вкушает силу слов молитвы, и что пища — для тела, то молитва — для души. Это та же пища, что и телесная — без нее невозможно жить, можно умереть от голода.
Другой был случай, когда я с сестрой С. нашего Флоровского монастыря, ныне монахиней, была у Матушки. В тот вечер мы с ней говорили об очень серьезных духовных вещах, волновавших нас обеих и тут, при этом разговоре, вдруг нечто произошло. После, когда мы делились впечатлениями, мы поняли, что обе увидели одно. Известно, что Матушка юродствовала и этим прикрывала себя. Все понимают, что за этим стоит. Во время нашего разговора мы с сестрой С. смотрели на Матушку и не узнавали ее, как будто перед нами сидел другой человек — она видоизменилась мгновенно. Матушка была очень серьезна и говорила с нами открытым, а не прикровенным текстом, каждое слово было четко и ясно, лицо Матушки озарилось каким-то внутренним светом и находилось как бы в сиянии. Мы постигали силу и смысл сказанного — очевидная истина стала откровением и проникла глубоко в сердце.
Вспоминая о Матушке, я хотела бы, прежде всего, сказать о том глубоком мире в душе и абсолютной несуетной бездумности, посещающей нас в келии Старицы. Очень часто я приезжала к Матушке с кучей проблем и вопиющих безысходных неприятностей, когда только и мечтаешь добраться до любимого человека, которому ты чувствуешь, что нужен — так нужен, как никому на свете, который по любви, дарованной ей Богом, вмещает тебя всего до капельки и… даже больше.
Однажды, находясь в келии у Матушки, мне пришла мысль: «Почему она никогда не поучает нас как древние духоносные старцы?» Матушка тут же обернулась ко мне и говорит: «Молчи, говори: прошу прощения, и не умрешь». Так вот Матушка поучала! Ответ был исчерпывающим.
Все проблемы растворялись в присутствии Старицы — они как бы вообще переставали существовать. Сидишь перед Матушкой и ничего не можешь сказать. А она прежде тебя все знает, тихонько делает вид, что «засыпает» и погружается в молитву за очередное чадо. А ты только неуловимо чувствуешь, как плотность всего негативного разряжается и уходит, а приходит легкость и безмятежность.
Но это только маленькая часть того, что можно выразить о Матушке, ибо благодать Божия разнообразна и непостижима.
С 18 лет я страдала колитом — это почти диета, я не могла кушать ни овощи, ни фрукты, ни борщ, в общем — я ела все мягкое, то, что не раздражает слизистую оболочку. Я совершенно не могла кушать конфеты, что меня очень огорчало — я даже забыла их вкус, как и многого, впрочем. Достаточно мне было скушать пол-яблока, помидор, конфетку или что-то еще, от чего даже в малом количестве начинался длительный приступ с сильными болями, усиливающийся по нарастающей. Эти приступы я переносила очень тяжело, поэтому всячески береглась. И вот, вдруг мне открылась удивительная перспектива кушать все, что я не могла себе позволить. Приходя к Матушке, я трапезничала с людьми и ела то, что мне предлагали. Такова была сила присутствия блаженной и ее благословения. Вся «запретная» пища, которую Старица давала мне с собой — не вредила. Более того, сестры обязательно привозили мне от Матушки яблочко или помидорчик и все это также не приносило вреда.
Но как-то все-таки не убереглась и что-то скушала. И к своему ужасу почувствовала приближение приступа, а они так меня изматывали, что потом я день лежала и отходила. Не долго думая, я полетела к Матушке. Пришла, сижу, общаемся, кушаем, никого нет, кроме меня. Периодически боль волной поднимается из глубин живота, готовая мощно и немилосердно захлестнуть. Я молчу и только с ужасом прислушиваюсь к этой приближающейся боли. Матушка поворачивается к моему животу и грозит ему пальцем, говоря: «Цыц!» Боль послушно уходит, сидит тихо, но потом опять предпринимает попытки повластвовать, но Матушка опять цыкает на нее и она уходит. Так и не дала Старица боли развернуться, и все потихоньку успокоилось — приступа не было.
Но вот однажды, когда я чувствовала себя очень плохо, а мне приходилось много трудиться, и пища была ограниченна, я сидела у Матушки и сказала ей об этом. Она посмотрела на меня внимательно и говорит: «Кушай все, а то ослабнешь». С этого момента я стала кушать все, и болезни моей как бы уже и не было.
Вскоре у меня началась другая хроническая болезнь — то ли от простуды, то ли от нервов и стрессов, или от всего вместе комплексно. До сих пор я не знаю точную причину болезни. Боль в бронхах была очень неприятная, если не сказать хуже, внутри как будто граблями проводили или ногтями царапали и очень немилосердно. Все это изматывало и забирало много сил.
(«Стяжавшая любовь» — «Через нее мы ощущали Его дыхание», — Людмила Кузьминова, Канада)
