Ребёнок как продолжение жизни в браке

Одно дело — семьи нехристианские, в которых желание пожить для себя и спланировать рождение ребёнка в удобный момент своей жизни — уже необсуждаемые вещи. Это стало почти нормальным, когда родственники настраивают: “Куда это вы с ребёнком? Зачем вам это нужно? Подождите, пока закончите институт, найдите хорошую работу, у вас и жить-то негде”. И вот в христианских современных семьях вдруг, неожиданно — то же самое.

С одной стороны, молодые супруги освящают свой брак Таинством венчания, пытаются создать семью как малую церковь, а с другой стороны, установки семейной жизни у них совершенно светские, секулярные, отделённые от церковного сознания. Вместо доверия Богу — планирование семьи. Ведь в данной ситуации ребёнок мыслится как некое удобное для родителей создание, которое им принадлежит. “Когда хочу, тогда и рожу. В удобное для меня время сделаю его удобным для меня”. С этого, наверное, и начинается основа проблематики — что хотят родители от детей.

И если с самого начала в основание супружеских отношений закладывается то, что мы хотим именно для себя, то первым и главным вопросом является “Мне это нужно?” или “Мне это пока ещё не нужно”. Это относится и к ребёнку, который по сути является созданием Божьим и родительским одновременно, потому что родители зачинают ребёнка в сотворчестве с Богом. Зачатие, вынашивание, рождение и воспитание ребёнка — это тоже в конечном итоге сотворчество с Богом. Потому что Отцом ребёнка всегда будет Бог, а не только папа. Бог принимает участие в зачатии ребёнка, в рождении, Он — Отец ребёнка и по плоти тоже. Если мы христиане и это понимаем, то зачатие ребёнка, рождение его на земле, рождение его бессмертной души — это творческий акт, синергия Бога и родителей. И когда родители пытаются исключить Бога в этот момент своей жизни, они допускают то, что можно назвать ошибкой, но это больше чем ошибка.

И с этого начинается отношение родителей к тому, каким должен быть ребёнок.

Некоторые родители пытаются планировать пол ребёнка

Казалось бы, мелочь, — пол ребёнка, но по сути своей это часто бывает моментом сильных разочарований со стороны отца или матери. Другой ребёнок, который рождается как бы по замыслу, становится более любимым. А ребёнок, который родился не того пола, уходит на второй план. Необъяснимый, казалось бы, с логической точки зрения парадокс — чем мальчик лучше или хуже девочки? Но это ломает жизнь и тому ребёнку, которого хотели видеть мальчиком, и тому, кого не хотели видеть мальчиком.

Иногда мне говорят: “Вы знаете, моя мама всегда хотела иметь девочку, а я родился мальчиком, поэтому у меня с мамой отношения очень странные и непонятные”. Это оказывается печатью на всю жизнь. Родители иногда просто калечат детей. Когда рождается не девочка, а мальчик (а если семья ещё и неполная, одна мама), то часто у женщины возникает комплекс мужененавистничества, потому что её бросили-обманули, и каждый мужчина для неё — потенциальный враг. Может, это умопомрачение — уже вопрос психиатрии, но тем не менее это реально существует. Такая мама начинает воспитывать своего сына как девочку. В раннем детстве его одевают как девочку, отращивают ему длинные волосы, мама хочет видеть сына иным, и он становится иным. И ребёнок получает весь комплекс психологических проблем, которые не дают ему войти в общество, которые заставляют его сторониться мальчишеских игр или бояться войти в компанию мальчиков. Ну, кем он будет потом? Какое сообщество его примет как своего? Мать в этом случае — преступница, хотя она и хотела сделать для своего ребёнка самое лучшее, самое хорошее.

Ребёнок как воплощение надежд и чаяний родителей.
Ребёнок — заложник успешности родителей

Знак сего времени — успешность, настроенность на успех. Эта успешность и не позволяет родителям думать о ребёнке как о естественном продолжении семьи. Они планируют ребёнка на какое-то отдалённое время, потому что он якобы может помешать успешности.

И вот успешные родители, в том числе и христиане, рождают ребёнка. Для православных родителей одна из составляющих успеха — церковная жизнь. Родители, которые сами не воспитывались в Православии, которые не имеют опыта духовной преемственности — семейной, церковной, которые прочитали такие хорошие книжки, как “Лето Господне” Шмелева или Никифорова-Волгина (эдакий XIX век, всё умилительное, православное — вербочки и свечечки), начинают воспроизводить прочитанное как эксперимент над собственными детьми. И во что это превращается?

Может получиться так, что родители хотят увидеть от детей хорошо разыгранный спектакль. Либо они требуют от детей того, чем сами никогда не обладали. Например, чтобы дети правильно вели себя в храме, чтобы они умели молиться, чтобы они постились, не грешили и от сердца каялись. Чтобы родители смотрели на своих детей и переполнялись умилением, слёзы радости текли бы по их родительским щекам — “Ах, какие у нас дети!”. А к ним подходили бы прихожане и говорили: “У вас дети — ангелы!”.

Главным родительским чувством становится родительское тщеславие. И когда ребёнок начинает делать что-то не так и не то, что запланировано родителями, они начинают реагировать на него очень жёстко. Они не понимают, почему ребёнок ведёт себя так, ведь они же всё время ему говорят, как надо вести себя правильно. То есть они дают ребёнку установку, а он её не выполняет. И тогда может произойти непоправимое — эти установки родительскую любовь могут полностью свести на нет.

Бывает так, что родители пытаются совместить стремление к успешности с церковной жизнью. Чтобы ребёнок вырос православным, для начала они ищут православную няню. Потом они ищут православную школу. И думают, что можно преподать ребёнку Православие как один из предметов.

У родителей нет времени заниматься своим ребёнком. Но при этом ребёнок тоже должен быть успешным. Родители ищут не просто православную школу, а очень хорошую православную школу. Они выяснят, есть ли аккредитация, какие успехи при поступлении в вузы, что за дети там учатся, есть ли там дети знаменитых людей или знаменитых священников, — всё это им очень важно для престижа. Дети попадают в православную школу, причём у родителей в угаре успешности нет возможности вместе с детьми молиться, читать Евангелие, вместе причащаться святых Христовых Тайн. Они имеют это в виду, безо всякого сомнения, православные родители хотят, чтобы всё было хорошо. Но всё-таки главное для них — успешность. И они считают почему-то, что православная школа должна заполнить то, чего им не хватает в их семейной жизни, то, чему они сами не могут научить. А вера не может быть передана по-другому, как только от родителей к своему чаду. Вере нельзя научить в православной гимназии.

И получается, что такой ребёнок в православной гимназии выглядит очень-очень странно. Он начинает вести себя там совсем иначе. Родители дарят такому ребёнку самые крутые мобильные, у него хороший компьютер, он летом отдыхает на престижных морских курортах, он везде бывает, у него всё есть. И ребёнок начинает хвалиться этими вещами перед своими одноклассниками, и не потому, что он плохой, а потому что все эти мобильники, компьютеры, вся эта модная и крутая оболочка жизни — это компенсация родителей ребёнку за то, что они с ним не проводят время, они с ним не бывают вместе. И ребёнок очень хорошо понимает, что это — некий эквивалент любви. А любви-то самой нет. Ребёнок начинает пользоваться этим, рассуждая примерно так: если ничего другого нет, то давайте мне хотя бы подарки, да побольше.

И потом ребёнку надо доказать перед другими детьми, что родители его любят. И тогда он начинает задирать других детей, показывать, что у него всё есть, что он не такой, как другие. И это вызывает неприязненное отношение и у детей, и у учителей тоже. Мол, как же так? В православной гимназии так не положено. А ребёнок — просто заложник родительского тщеславия.

Другая успешность: родители хотят видеть своего ребёнка
“настоящим православным христианином”

И тогда они изобретают всевозможные способы, как быть успешным не во внешнем, а в духовном. Они начинают своего ребёнка встраивать в некое клише, некий трафарет, который они срисовали с какой-то иконы или с Жития святых. Они берут Житиё какого-нибудь преподобного, например, Антония Киево-Печерского, или Феодосия Киево-Печерского, где написано, что в детстве святой в игры не играл, детей сторонился, в тишине на коленочках в хлеву молился, конфеточки не ел, а наоборот, строго постился, обвязывая себя цепями. Или “млека в среду-пятницу не вкушал”. Вот как надо делать святых! Вот как надо воспитывать наших детей! И с самого раннего детства родители начинают морить детей строгими постами, нагружать их молитвенными правилами, водить ребёнка на длинные службы, учить его только в православной гимназии, хотя не факт, что там ребёнку будет хорошо. Запрещать ребёнку играть с детьми не из православных семей, строго ограничивать его дружбу, не давать ему смотреть телевизор и пугать его разными страшилками. Родители хотят видеть своего ребёнка благочестивым и незапятнанным грязью мира сего. Чем это кончится? А это кончается тем, что в старшем возрасте ребёнок начинает курить, убегать в разные дурные компании и пробовать пиво, воровать в магазинах, пробовать наркотики. Потому что всё, что вложено в ребёнка, — всё ненастоящее, всё фальшивое, надуманное, неестественное. И в какой-то момент, когда ребёнок становится взрослым, он понимает, что всё это неправильно, что за этим не стоит любви, что это не ради Бога делалось и не ради него, а ради того же родительского тщеславия.

Именно это происходит, когда родители трёх-четырёх-пяти­лет­него ребёнка толкают на исповедь. “Иди к батюшке, поисповедуйся!”. И вот идёт ребёнок, которому на ушко нашептали, что нужно сказать, а родители чуть ли не плачут от умиления, как батюшка наклоняется к ребёнку, накрывает его епитрахилью. Это просто шоу! Любимое родительское шоу “Младенец на исповеди”. Нет ничего слаще для родительского сердца, для родительского тщеславия, для родительских иллюзий. Но эти иллюзии кончаются горько. Ребёнок уходит из храма. Ребёнок начинает быть противником Церкви. Ребёнок не может этого простить. И потом найти путь к Богу такому человеку бывает крайне-крайне трудно.

А чего дети хотят от родителей?

На самом деле дети иначе смотрят на родителей. Дети от родителей вообще ничего не хотят, кроме заботы и любви. Они не хотят видеть родителей святыми, генералами, олигархами, топ-моделя­ми. Сам ребёнок никогда не хочет видеть родителей космонавтами, великими пианистами, бизнесменами, благочестивыми старцами. Он на родителей никогда не смотрит такими глазами. Только когда он становится взрослым, он начинает предъявлять претензии, потому что оказывается обкраденным — он не умеет заводить отношения, не умеет принимать решения, не умеет любить, прощать. Он оказывается не тем, кем мог бы стать. Он жил в установках не любви, а прагматики и идеологии.

У детей на родителей другой взгляд. И это несовпадение — самое страшное, что происходит в семейных отношениях в понятиях воспитания. Если бы взгляд был общий, все друг на друга смотрели бы одинаковыми глазами, всё бы сразу получалось.

Понятие культуры вымывается. Ролевые бизнес-игры

Чего ещё хотят от детей родители? Успешность проявляется не только в том, что ребёнок потом поступит в бизнес-школу, хотя я вижу по семьям многих прихожан, что это именно так. Вместо того, чтобы посмотреть на своего ребёнка трезвыми глазами, родители с его раннего возраста предполагают, что ребёнок должен войти в их бизнес, если они бизнесмены, или учиться в престижном вузе, который будет давать дивиденды в жизни — экономический, юридический сейчас очень популярны. Родители часто не видят, кто их ребёнок, чем он болеет, какая у него душа, какие у него психологические проблемы, какие способности, к чему у него есть интерес. Как он рисует, как слушает музыку, как выстраивает игрушки из лего. Или как он вообще смотрит на мир. И при этом совершенно забывается такое удивительное пространство жизни, как музеи, театры, пение, рисование. Любой прагматизм, православный или земной, абсолютно вымывает из сферы воспитания и общения культуру — когда ребёнка приучают видеть красоту мира, слышать музыку, понимать стихи, смотреть на картины художников. Это не нужно, потому что не прагматично. Для православных это вообще лишнее, вредное. Мало ли что там напишут! А импрессионисты вообще голых женщин рисовали!

Ребёнка с ранних лет нагружают иностранными языками, компьютером, ролевыми бизнес-играми.

Вот пример одного детского тренинга. Группе детей предложили найти разумное решение в такой ролевой игре: нужно было отправить на другую планету женщину и мужчину для продолжения жизни, но спастись могли только двое людей. У единственной женщины был больной муж, а красивых, здоровых и успешных мужчин было несколько. Дети довольно быстро уяснили условие игры и решили, что нужно отправить на другую планету женщину и самого красивого и здорового мужчину. Все дети согласились с таким решением, кроме единственного мальчика, который сказал, что ни при каких обстоятельствах семья не должна быть разрушена, что спасать нужно именно семью. Преподаватель специально спровоцировала дальнейший спор, на мальчика было оказано довольно жёсткое давление, но он стоял на своём. После тренинга преподаватель позвонила маме этого мальчика с выводом, что в их семье есть какие-то глубокие проблемы, хотя по большому счёту глубокие проблемы были у всех детей, кроме именно этого мальчика. Но такие тренинги направлены на развитие навыков в достижении успеха, когда нужно уметь принимать жёсткие решения, не всегда считаясь с человечностью и добротой.

Конечно, если родители настроены на успешность в отношении к своим детям, то спрос рождает предложения. В контексте этих установок будет формироваться воспитательная и образовательная система, будут предлагаться способы по реализации родительских амбиций, поэтому неудивительно, когда ролевая игра выявляет подобные вещи.

Призвание

Ребёнок с ранних лет начинает быть заложником родительских амбиций. Родители хотят, чтобы ребёнок жил и развивался в соответствии с их мечтами. Кто-то хочет, чтобы его ребёнок был великим пианистом, кто-то — великим программистом, великим экономистом, кем-нибудь, но обязательно великим. И страшно родительское разочарование, когда ребёнок неспособен к этому. Потому что он совсем другой.

А призвание — это когда кто-то кого-то зовёт, призывает. И вместо того чтобы услышать Бога, как Он зовёт по имени твоего ребёнка (и Своего тоже), родители поворачивают ребёнка только в свою сторону, отворачивают его от Бога, и с ранних лет формируют его как трафарет самих себя. Дети и родители хоть и бывают внешне похожи, но по типу личности могут быть совершенно разными. И родителей это страшно травмирует. “Как же так? Ты — слабак!”. Хотя он — не слабак, просто он видит мир другими глазами и переживает по-другому. “Ты — урод, идиот, тупица”, — говорят родители маленькому человеку, который в голове своей мыслит другими категориями, часто гораздо более богатыми, чем мыслят его родители. Но они не хотят принять его таким, каким он получился в их сотворчестве с Богом. Они хотят его видеть, как Урфин Джюс своих деревянных солдатиков — мой клон, моё продолжение, это мне принадлежит. Это ещё одна травма, которую родители якобы из чувства любви наносят своему ребёнку, совершенно не замечая и даже не задумываясь о том, что ребёнок им до конца не принадлежит.

Дорогие родители! Ваш ребёнок — не ваш ребёнок. Он ваш постольку, поскольку вы отвечаете за него перед Богом. И вообще посмотрите на него другими глазами. Увидьте в нём Бога, сына Божия. Каким он является, каким образом он реагирует на мир, что ему любо, а что не любо, на что он способен, а что вне его способностей?

Родители чего-то хотят от ребёнка, а чего от него Бог хочет? Главный вопрос родительской педагогики: каким хочет Бог видеть моего ребёнка? И на этот вопрос родители должны постоянно искать ответ. И к этому вопросу приближаться. Опять-таки, коль скоро зачат ребёнок в сотворчестве с Богом, то дальнейшая его жизнь, воспитание — это тоже сотворчество с Богом. Тогда человек не ошибётся, а если и ошибётся, то несильно. Тогда в семье всегда будет присутствовать наполненность, потому что присутствие Божие там, где двое или трое во имя Его. А тут получается — “двое или трое во имя своё. Я хочу ребёнка для себя…”. Тогда всё, для Бога места нет. И это очень грустно.

Любимое занятие родителей —
бесконечное сравнение своих детей с другими

Когда ребёнок пошёл, когда заговорил, когда перестал носить памперсы — это тоже показатели успешности, хотя умные родители понимают, что это ровно ничего не значит.

Я вспоминаю давний-давний случай, когда мы с прихожанами ещё во времена советской власти собирались вместе с детьми, устраивали детские спектакли, и потом дети выступали с концертом. И вот я помню, как кто-то из родителей толкает на сцену четырёхлетнего мальчика, и отец с замиранием ждёт, как его сыночек прочтёт стихи Пастернака “Рождественская звезда”, чтобы все просто упали. Ребёнок стоит, сказать ничего не может, а папа шёпотом подсказывает: “Стояла зима. Дул ветер из степи…”.

Ребёнок молчит-молчит, потом от папы отворачивается и начинает читать другой стишок: “Шёл по улице малютка… Боже, говорит малютка, я замёрз и есть хочу…”.

И так он это прочитал со слезой! Все аплодировали бурно, а папа был в негодовании.

Замечательный ребёнок, который победил своих родителей и не дал им возможности его изуродовать. Здесь он был победителем!

Больные дети

Колоссальная проблема, когда родители хотят видеть ребёнка здоровым и счастливым, а на свет появляется ребёнок с синдромом Дауна или инвалид…

Недавно стала обсуждаться болезненная тема, когда один из душевно уродливых журналистов стал призывать уничтожать инвалидов. Я думаю, что многие люди боятся, им некомфортно высказать такие мысли вслух, но по жизни они поступают примерно так же. Этот журналист хотя бы честно высказывает своё мнение, навлекая на себя гнев человечества, а человечество, по сути своей, давно поступает подобным образом, но только прикрывается красивыми лживыми одеждами. Такое отношение к инвалидам у многих людей сформировано давно. Поэтому мужья бросают жён, если рождается больной ребёнок; семьи оставляют таких детей в роддомах, не хотят брать на себя этот крест; врачи предлагают аборты на любых сроках беременности, в том числе и на поздних. И эти люди в общем-то ничем не отличаются от того журналиста.

Но вот когда всё-таки в семье случается больного ребёнка принять, то тут как раз и совершается удивительное чудо! Потому что от такого ребёнка ничего нельзя хотеть. Через такого ребёнка нельзя удовлетворить ни одну свою родительскую амбицию; для этого ребёнка можно только жить. И тогда эти замечательные мужественные родители — христиане или не христиане, всё равно они прекрасны — отдают свою любовь больному ребёнку, и эта любовь тоже наполняет их жизнь. Потому что этот момент именно во имя Мое, даже если они не христиане, но всё равно — во имя Любви. И эти родители, неся двойной крест — больного ребёнка и то, что общество таких людей не принимает, не любит, отворачивается от них, — хранят этого ребёнка, как драгоценное сокровище. Страшного, казалось бы, уродливого, ничего не понимающего, но окружённого родительской заботой и любовью. Мне всё-таки приходится видеть такие семьи. Слава Богу, они есть. Родители ничего не хотят от такого ребёнка. Они ангелами таких детей называют. Да, именно ангелами называют.

У меня в приходе есть такая семья, в которой больная девочка совершенно не развивается. Ей уже 14, её такую огромную приносят в храм, я её кровью, как младенца, причащаю. И родители всё время говорят: “Варенька сидит на диванчике, и такое ощущение, что вся комната светом полна. Мы все от неё этим светом просвещаемся и греемся”. Они хотели родить ещё ребёнка, Бог не дал им, они вовремя прекратили эти попытки, потому что это разрушило бы всю эту ситуацию, больной ребёнок был бы поставлен на задний план. Слава Богу, они это поняли. Желание иметь здорового ребёнка естественно для всех, желание продолжить свой род и вложить в своего ребёнка всё, что ты знаешь, — это правильно и хорошо, так и надо. Но в такой ситуации родители не могут дать своему ребёнку свои знания, свои умения, но могут дать свою любовь. Эти родители ничего не хотят от своего ребёнка. Может, они и хотели бы, но у них нет такой возможности.

Но они с этим смиряются, и родителям, у которых здоровые дети, можно многому научиться у таких семей, научиться правильному отношению к своим детям…

“Дети, куда вас дети?”

У протоиерея Сергея Четверикова в беседе были такие слова: “Мы тяготимся мысленно, и пусть никогда ребёнок не чувствует этого тяготения им, вроде мы заботимся и делаем всё, но впоследствии он будет тяготиться нами, нашим присутствием, нашим нахождением, мы будем его раздражать”. В этом есть определённая истина. Когда наступает родительский отпуск, дети отправляются к бабушкам-дедушкам, чтобы самим родителям куда-то уехать, не взять детей с собой, освободиться от них как от некой обузы. Родители целый год готовятся к отпуску — куда бы поехать, как бы отдохнуть, дети здесь являются явной помехой. Конечно, отношение к детям как к обузе в какой-то момент аукнется родителям. Родители совершенно не замечают этого и уверены, что детям у бабушки с дедушкой очень хорошо — свежее молочко, речка, ребята, и бабушка с дедушкой счастливы, что наконец-то им отдали их внуков, — как мы хорошо всё придумали! Всякое бывает, в какой-то момент случается так, что родители вынуждены оставить детей на какое-то время. Но, однажды назвав детей обузой, назвав детей помехой, сделав себе такое послабление, сделав даже правилом — “вы нам сейчас будете мешать”, — они должны знать, всё это обязательно будет замечено детьми. Родители зря думают, что дети маленькие и ничего не понимают. Они зря думают, что если они не при детях что-то сказали и как-то себя проявили, то в общем-то ничего страшного не произошло. Если родители при детях пытаются сохранить между собой мир, а на самом деле у них вражда, то дети будут видеть ровно то, что есть. Детское чутьё, детская интуиция — потрясающая! Дети очень открыты для всего, и для этого тоже. Дети, может, не будут понимать, что они видят, не будут это осознавать, но это станет их детской проблемой, потому что они будут это чувствовать, а найти этому объяснение или оправдание они не смогут, и это ляжет в детскую душу тяжёлым грузом. И потом это может неожиданно проявиться в отношении к родителям.

Проблемы неполной семьи

Здесь нет общих советов и готовых решений. Дети все разные и отношения должны быть разными. Здесь очень важно не то, что родители чего-то хотят от детей, а то, что дети ожидают от родителей чего-то такого, чего ни от кого другого они получить не могут. Вопрос неполной семьи в этом и заключён — как с самого начала разлада с этой проблемой справляться.

Одно дело, когда ребёнок вообще рождается вне семьи. Там встаёт другая проблема, она всё равно будет, даже если мать считает, что им никто не нужен, что они вдвоём с ребёнком проживут. Это тоже не решение, потому что ребёнок будет знать и видеть, что в той семье папа есть, а у него почему-то нет. “А где мой папа?”, — спросит он однажды. Здесь для мамы встаёт серьёзный вопрос — что сделать, чтобы ребёнок жил в полноте как противоположности неполноты. Чем эту неполноту можно восполнить (ко­нечно же, до конца её всё равно восполнить невозможно)?

Встаёт вопрос в формах воспитания. Что ребёнку необходимо давать? Не каким ребёнок должен быть, а что ребёнку необходимо дать. В каком мире — эмоциональном, культурном, — его надо воспитывать? Кто здесь помощник, а кто — помеха? Кто для нас бабушка с дедушкой, и каким образом они принимают участие в воспитании, потому что когда-то это участие необходимо и именно оно может даровать этой семье возможность приобрести необходимую полноту. А иногда они могут помешать. И здесь очень многое требуется от матери — от её ума, интуиции, настоящей любви. Если мать — цельный человек, то здесь есть много возможностей минимизировать проблему. Мне кажется, детям в такой ситуации всегда надо быть в коллективе. Коллектив детей, живущих в полных семьях, имеет своё хорошее, доброе влияние на ребёнка, который получил в семье травму. Это нормально, не надо помещать ребёнка в какое-то гетто. Очень важно ребёнку заниматься коллективным спортом или творчеством, когда неполнота семьи восполняется иной формой семейственности. Хороший коллектив так или иначе форму семейственности в себе хранит, его наставники всегда относятся к детям по-родительски. Такая коллективность в жизни ребёнка из неполной семьи очень важна. Потом могут быть лагеря, походы. Проблема не уходит совсем, но теряет свою болезненную остроту.

И ещё, конечно, церковь. Не просто храм, а хорошая настоящая христианская община, которой руководит вразумительный священник, духовник, который знает проблемы семьи и может с этим ребёнком войти в какой-то замечательный контакт, ответить на вопросы и увидеть в себе самом отечество. И это очень важно. И это очень много. И тогда потихоньку эту рану, эту травму можно ослабить.

Не надо пренебрегать такой наукой как психология, консультациями у опытных детских психологов. Но вопрос здесь не столько в психологии, сколько в тонкой материнской интуиции, в любящем тёплом сердце, в понимании — где ребёнку хорошо, а где ему плохо.

А когда есть желание решать именно проблемы, тогда будет плохо, тогда будут решаться проблемы вне человека. Когда говорится: “У меня проблема с ребёнком”, то ребёнок здесь стоит на третьем месте. Надо понять, что не проблему ребёнка надо решать, а ребёнка от проблемы надо освобождать. Тогда материнское участие совсем другое. Когда решаются проблемы, то мать может отойти в стороночку, и проблемы решают другие люди. А когда освобождают от проблемы, то это мать освобождает ребёнка от проблемы с помощью других разных вещей. Это очень важно.

И всё же: чего дети хотят от родителей?

На раннем этапе дети от родителей хотят только одного — чтобы они были. Были как родители. Не те, кто кормит, покупает вещи, водит куда-то, то есть выполняет родительские обязанности, а именно были родителями. И часто дети в раннем возрасте могут этого не получить, хотя родителям кажется, что они делают всё, что необходимо детям для жизни. А детям нужно только одно — сердечное тепло, внимание, то есть когда им внимают, когда их пытаются разглядеть. Не отвлекаясь на секунду от телефона: “Ну, что тебе надо?”, не между сериалами или газетами, не между телефонными разговорами, а когда к детям приковано всё внимание. Причём неважно, что в этот момент дети чего-то просят или говорят чепуху, или просят ответить на совершенно банальный вопрос, — дети всё время требуют от родителей внимания. Когда дети плачут, когда задают нелепейшие вопросы, которые родителей раздражают, затевают драку с братьями-сёстрами, — дети просят только родительского внимания. Конечно, бывает и детская ревность, например, к маленькому новорождённому ребёнку. Но по большому счёту проблем нет, когда родители привыкли детям внимать, когда родители любят прижимать к себе детей, когда родители любят поиграть с детьми в какую-то ерунду, заняться ими так, как детьми занимаются бабушки и дедушки. Потому что довольно часто именно у бабушек и дедушек просыпается чувство горячей, совершенно запредельной нежности к своим внукам, бывает именно потому, что в своё время они не смогли дать это собственным детям. И родители иногда стараются таких дедушек-бабушек держать на расстоянии, понимая, что такое отношение может быть детям где-то и во вред. Конечно, во вред, потому что это от дедушек-бабушек, а не от мамы и папы. А если заботы достаточно, то даже если детей несколько, то между ними не будет конкуренции за родительское внимание, потому что каждый в своё время получил всё в полноте. Детям от родителей на каком-то этапе нужно только это.

В этот период дети не понимают, успешны их родители или нет, большая у них зарплата или маленькая, есть у них проблема с карьерным ростом или нет, какие у них часы на руке — Rolex или “Победа”, есть у них машина или нет. А родителей волнуют именно эти вопросы. А если бы родителей это не волновало, а волновали бы именно дети, то всё бы и сложилось.

Потом наступает другой этап, когда дети взрослеют, и им очень важно видеть в родителях пример. Это не значит, что примером родители становятся для детей в возрасте 10–14 лет. Начиная с четырёх лет дети смотрят на родителей как на пример отношения с миром. Как родители ведут себя по отношению друг к другу, как родители ведут себя по отношению к другим людям, как родители ведут себя в метро, в магазинах, театре, как родители ведут себя в церкви? Как родители отвечают на грубость, как родители отвечают на добро, как они реагируют на нищего или бомжа, который сел рядом с ними? На эти и на массу других вещей дети смотрят; конечно, не специально смотрят, не следят за ними. В это время происходит полное узнавание родителей как людей — как они себя ведут, каким образом они проявляют себя в этом мире как люди. Сначала дети ни о чём не спрашивают, а потом на каком-то этапе начинают задавать вопросы.

Потому что следующий этап — сравнение. Дети начинают срав­нивать свой опыт с тем, чему их родители учат. Родители учат — что такое хорошо и что такое плохо, по каким критериям нужно выбирать себе друзей, как надо себя правильно вести и т. д. И дети начинают задавать вопросы: “А почему?”. Потому что вполне может быть странная раздвоенность между их жизненным опытом и тем, чему их учат. И тогда дети хотят от родителей правды.

Следующим этапом дети смотрят на честность, на искренность родителей, на их реакцию на происходящее в мире, нет ли тут подлога и подмены.

Из этого всего и складывается воспитание. Отношения с детьми складываются из того, чего родители хотят от детей, и чего дети хотят от родителей. Дети хотят правды, и они её должны получить в достаточно раннем отроческом возрасте, когда они уже способны исповедоваться, способны решать какие-то первичные вопросы бытия, добра и зла, межличностных отношений, правды и лжи, вопросы совести. И детям важно увидеть в родителях правду. Или неправду. И тогда начать как-то с этой проблемой жить и каким-то образом эту проблему решать.

И после того как этот вопрос в глазах детей решается — правда или неправда, ложь или истина, наступает следующий этап — чего тогда хотеть от родителей? Может наступить такой момент, когда дети ничего кроме претензий от родителей получить не смогут. Потому что ребёнок будет “не таким”, — потому что в ответах родителей на свои вопросы он не нашёл правды. Он перестал им доверять, он перестал задавать им вопросы, он перестал верить словам родителей, потому что это только слова.

И тогда ребёнок начинает свой собственный поиск правды — сложный, подростковый, протестный, через нарушение дисциплины, через дурные компании, через возможность попробовать запрещённые плоды. И уж как он потом выбирается из этого поиска или просто его оставляет, понимая, что в жизни правды нет и надо жить по законам зла и лжи, и он выбирает эти законы, либо он через какие-то собственные сложные пути находит эту правду, но тогда уже без родителей.

Либо ребёнок начинает хотеть от родителей дружбы, на следующем уже этапе. Настоящей серьёзной дружбы и доверия. Он хочет, чтобы родители ему доверяли. Он хочет, чтобы родители в него поверили. Чтобы родители предоставили ему возможность быть похожим на них, подобно им поступать. Он будет делать ошибки, поступать неправильно, и вот реакция на эти ошибки со стороны родителей должна быть очень хорошей. Ребёнок должен получить поддержку. Он находит в родителях доверие, когда видит не раздвоенность, а правду, а если есть раздвоенность, то по крайней мере он видит, как родители с ней борются, не соглашаются с ней, как они с ребёнком умеют быть откровенными даже в том, что у них не получается. Это очень важно, ведь родители могут быть и не совсем удачливыми не только в мирском смысле. Папа может быть пьющим, предположим, но очень добрым. И дети этого доброго, но пьющего папу будут любить и не будут его стесняться. Может быть что-то большее, чем жизненные проблемы родителей, их ошибки, их падения. Всё может быть в жизни, но момент искренности и правды не будет упущен, даже в не во всём благополучных семьях. У нас в гимназии была такая семья, где был очень сильно пьющий папа, а дети — такие чýдные все выросли, так за папу молились! Замечательная семья, мать жила без осуждения своего супруга, хотя там наверняка были безобразные сцены при детях, но всё ведь может случиться.

Жить не по лжи — это самое главное.

На разных этапах своего формирования дети хотят от своих родителей разного. Казалось бы, разного, но всегда одного и того же. Они хотят настоящего, чтобы родители были настоящими во всякий период их жизни с детьми. И больше ничего.

Текст: Протоиерей Алексий Уманский.

Источник: Правмир.Ру